Мы погибнем вчера [= Меня нашли в воронке ] - Алексей Ивакин

– Коновалов! Заборских!

– Все что ли? Слышь, боец… Одни сержанты.

– Вот и выбирайте себе командира.

Дед хмыкнул.

– Чего, Кирьян Василич? – спросил Еж, держащийся деда в неразберихе.

– Да ничего… Семнадцатый год вспомнил. Как офицеров себе выбирали и приказы обсуждали. Известно чем дело кончилось…

– Прощин, командуй!

– Мужики, бойцов посчитайте, – попросил сержант. По окопам пошла перекличка: – Богатырев!

– Я…

– Возьми-ка мой взвод, ты боец грамотный, как погляжу.

– Так точно!

– Ну, дед ты растешь. Дня не прошло, а ты уже комвзвода, – уважительно сказал Вини.

– На войне бывает…

Связной потоптался…

– Это… Значит ты комроты? Комбат тебе приказал церковь взять.

– Знаю уже. Когда атаковать?

– Сейчас прямо. Лупят оттуда – не подняться из траншеи.

– Понятно. Сейчас так сейчас. Посчитались?

– Третий взвод – двенадцать! Второй – тринадцать! Четвертый – одиннадцать!

– Богатырев, у тебя сколько?

– Десять, извини ротный, я их еще по лицам не знаю…

– Сорок шесть штыков… Негусто… Рота! Слушай мою команду! Третий взвод, Русских ты там за старшего?

– Ага!

– Весь огонь по окнам и особенно по пулеметчику. Четвертый – ползком в обход церкви и гранаты во все дырки. Первый, второй… Приготовились… За мной!

Удобно же немцы придумали – ступенечки, чтобы из траншеи выбегать! Правда проход узкий. Потому сначала Еж подсадил Вини, а потом Леха подал ему руку. И побежали к церкви. Та ощетинилась огнем. Кто-то рядом ойкнул и упал. Дед подскочил к ним:

– Меня держитесь. В церкву позади заскочите. И не высовываться, ироды!

Потеряв на броске подстреленными пятерых, добежали до паперти и прижались к стене. Железная дверь в храм была закрыта.

– Вот гадство… И на окнах решетки!

– Без паники… Бинт есть у кого?

Несколько рук протянули деду бинты.

– Одного хватит… Гранаты есть у кого? Эти, с ручками, которые…

– Ргдэшки…

– Во-во. Штук пять дайте, Сейчас я германцам связку замастырю.

Сноровисто открутив ручки у четырех гранат и сняв рубашки, он примотал бинтом цилиндры друг к другу. Связка получилась увесистой.

– Эй, Богатырев, чего там ждешь! – раздался голос Прощина.

– Погодь, сержант… А ну-ка, бойцы… К земельке прижались!

Кирьян Василич размахнулся, примерился и метнул связку.

Взрыв прогрохотал такой силы, что стены вздрогнули. Дед высунулся из-за паперти. Двери выбило вместе с кусками стены.

– Гранатами! И вперед!

Еще несколько гранат влетели в церковь.

– За мной!

Дед побежал первым. Как-то по звериному он почуял неладное, извернулся и упал, в самих дверях. А, может быть, просто споткнулся. Потому очередь из алтаря прошла мимо. Кто-то из наших рухнул, захрипев. Автоматчик же в алтаре получил винтовочный залп и очередь из "Дегтяря". С хоров и окон попрыгали немцы. Завязалась рукопашная.

Еж перехватил винтовку как дубину и махал ей, словно великан деревом, матюгаясь на каждом вздохе.

За его спиной присел Вини, стреляя по скачущим теням и молясь про себя:

"Только бы не в своего, только бы не в своего!"

Увлекся. И, получив по каске автоматом, рухнул на каменный пол.

Еж краем глаза успел заметить эсэсовца за спиной. Винтовка с размаха так треснула немца по арийской голове, что приклад треснул. А голова фрица лопнула как арбуз.

Он бросил винтовку, сорвал лопатку с пояса, огляделся. На какого-то нашего бойца навалились сразу два ганса. Первому Еж саданул по шее, перерубив позвоночник. Второй успел отскочить, поднырнул под размах и прыгнул на Ежа, свалив его на пол.

И стал душить, ломая кадык.

Еж захрипел, забил ганса по спине кулаками. В глазах помутнело, Еж потерял сознание…

– Андрюх, вставай. Все! Все! – кто-то бил его по щекам.

Он помотал головой, приходя в себя. Невыносимо болело горло.

– Ну, ты зверюга! – Дед с уважением разглядывал убитого. – Нос ему откусил и глаза выдавил.

– Фу… – Ежа передернуло.

– Молодец, молодец. А теперь собрались все. Бой еще не закончен. Сейчас пулеметчика выкурим – и отдыхаем. Раненых перевязать. Двое со мной. Вини, ты как?

Тот сидел на полу, обхватив голову и покачиваясь из стороны в сторону.

– Порядок, в танковых частях… Только шатает и тошнит.

– Контузия… Сиди пока. Отдыхай. Еж, зверюга, ты со мной. В колокола позвоним… Кто еще. Вот ты, ага. Фамилия?

– Рядовой Кашин. Цел?

– Целее не бывает, товарищ командир.

– Тогда вперед! – дед подобрал брошенный автомат.

Пулеметчик все еще лупил с площадки колокольни.

Осторожно ступая по крутым, изношенным временем и избитым войной ступеням они подымались наверх.

Дед, шедший впереди, за очередным поворотом остановился.

– Стоять! Германцев там двое, как минимум. Так, что на шару их взять не получится. Стойте тут. Один пойду… Ежели что, Еж, кидай гранату туда и дело с концом.

– Может сейчас гранату?

– Пулемет хочу ихний целиком…

– У нас есть.

– Этот вроде помощнее. Немцам хочу радость устроить. Ночную и неожиданную.

Дед осторожно пошел дальше, заглядывая за повороты. Вот и люк…

А немцев и впрямь было двое. Один лихорадочно набивал ленты, второй выцеливал по траншее красноармейцев.

Дед прицелился… Второй номер поднял голову и лихорадочно заорал:

– ПЕТЕЕР!!!

И получил очередь грудь.

Первый номер оглянуться не успел.

Дед вылез на площадку, высунулся из окна и заорал:

– Братцы! Все!

Батальон тут же поднялся в атаку – сметая на своем пути гитлеровцев, зажатых между двух огней – с фронта и тыла.

– Еж, подь-ка сюды!

Еж вместе с Кашиным вылез на колокольню:

– Ленты подавай. А ты помоги пулемет перетащить. Они переставили МГ в другой проем:

– Ну, чудо немецкой техники… – Кирьян Василич дал длинную очередь по траншее, хорошо видимой по вспышкам выстрелов. – Хорошо… А вот еще!

После третье очереди пулемет почему-то заклинило.